Независимый дух против самодержавия: Кавказская война (часть V)

В июле – августе 1832 г. против российской власти снова восстали ингуши (галгаи). На подавление восстания российские войска повел сам Г. Розен. Проводниками в труднопороходимой для армии горной местности служили несколько осетин. Во время передвижения через селение Цори экспедиция была задержана стрельбой, которую по русским колоннам открыли из оборонительной башни. Башню окружили две стрелковые роты, однако укрышиеся в ней горцы стреляли так метко, что не давали никому приблизиться. Каменные стены башни, вовзведенные по вековым народным рецептам, оказались неуязвимыми для артиллерии того времени. Три дня экспедиция держала горских стрелков в осаде, при попытках штурма погибло трое русских солдат и одиннадцать получили ранения; в конце концов русские саперы сумели прорыть ход в подвал башни и заложить там мину с пятью пудами пороха. Затем Г. Розен обратился к забаррикадировавшимся в башне камнями горцам и предложил им добровольно сдаться. Поначалу ингушские воины отказывались, но когда барон пообещал им жизнь и возможность обмена на русских военнопленных, все-таки согласились. Сначала они выбросили из башни оружие, затем вышли два горца, спустившись из узкого окна башни по веревкам. «Где же остальные, почему они не выходят?» — спросили у них через переводчика русские. «Нас только двое и было», — ответили ингуши потрясенным офицерам. На следующий день, когда пленных вели по узкой тропе над крутым горным откосом, один из пленных столкнул вниз конвоировавшего его солдата и скрылся.

В ходе подавления ингушского восстания экспедицией Г. Розена было разрушено несколько селений, заблаговременно покинутых жителями, и захвачено несколько сотен голов скота. В это же время российские войска разрушили примкнувшее к восставшим населенное карабулаками (орстхойцами; народ, занимающий промежуточное положение между ингушами и чеченцами) селение Эбан. Есть сведения, что Г. Розен, пытаясь по сложившейся традиции переманить на сторону России и заодно посеять внутреннюю вражду между горцами, передал земли Эбана соседним горским обществам, однако те отказались занимать чужое вадение.

В сентябре 1832 г. войска генерала А. Вельяминова выступили в Большую (Восточную) Чечню и завязали там тяжелые бои. Особенно жестокие сражения разыгрались в Гойтинском лесу (от названия селения Гойты) и при переправе через реку Аргун по пути экспедиции в селение Шали. Как обычно, чеченцы отстреливались из лесных дебрей, совершали стремительные дерзкие атаки с тыла и отступали, успев нанести русским и состоявшим на русской службе грузинским и татарским (вероятно, азербайджанским) подразделениям тяжелым урон. Сами же они от прямого боя уклонялись, понимая, что в открытом столкновении их тактика мало полезна против наступающих при поддержке стрелковых цепей русских колонн, а кинжалы короче штыков. 4 сентября российские войска подошли к большому селению Герменчук, где располагалась главная ставка чеченских ополченцев. Находившийся в Дагестане Гази Мухаммед, вероятно, рассчитывая вдохновить еще более широкие массы кавказских мусульман на борьбу с Россией, убедил чеченцев на этот раз не сдавать Герменчук, а укрепить свою ставку как можно лучше, чтобы, наконец, заставить русских отступить с полным проигрышем. В Герменчуке собралось три тысячи чеченских воинов, из Дагестана им на помощь прибыли восемьсот посланных самим имамом лезгин – представителей народа, живущего в высокогорной южной части Дагестана, издревле славившегося крайней отчаянностью в боях, превосходным умением совершать набеги, легко преодолевая самые труднопроходимые горные хребты и кручи. Обложив селение, А. Вельяминов повел войска на штурм. В завязавшихся потрясающих своей кровопролитностью и ожесточением уличных боях российские части при поддержке артиллерии стали постепенно, теряя в яростной кровавой мясорубке сотни солдат и офицеров, продвигаться к центру укрепленного селения. В конце концов чеченские предводители со сражавшимися возле них воинами были окружены. Ф. Торнау так описывает заключительный этап драматического сражения в Герменчуке:

Однако падение Герменчука ничего существенного не дало русским: чеченцы все как один были готовы до конца сражаться с неприятелем, и на место одного убитого вождя тут же становился другой. 7 – 8 сентября экспедиция полковника Шумского выступила для, как сообщается в его рапорте, «истребления чеченских деревень и хлебного посева означенных деревень Кайтер-Юрт, Ахан-Юрт, Лемги-Юрт, Назари-Юрт, Озденги-Юрт, Урус-бей-Юрт, Сали-Юрт и Коса-Эрзи-Юрт» (Центральный государственный исторический архив Грузинской ССР ф. 1083, оп. 1, д. 79, л. 27). Далее Шумский сообщает:

11 сентября в районе селения Гудермес чеченцы во главе с самим Гази Мухаммедом обманным маневром заманили в засаду и атаковали из леса пятьсот гребенских казаков станицы Червленой под командованием полковника Волжинского. Около трехсот казаков, включая самого командира, погибли, остальные с трудом смогли вырваться из окружения и вернуться в станицу на левый берег Терека. Чеченцы захватили две полковые пушки, которые увезли в горное селение Беной.

13 сентября экспедиция А. Вельяминова выдержала тяжелую перестрелку с чеченцами при следовании лесом из Герменчука в село Автуры. У запоздало отступивших из села жителей казаки смогли отбить двести голов скота.

Чтобы затруднить чеченцам набеги из гор на Сунженскую линию, Г. Розен распорядился выселить постоянно помогавших своим сородичам жителей равнинной Чени в предгорные районы, а равнины по правобережью Сунжи заселить казаками. Это повышало риск того, что выселенные, обосновавшись в менее доступных войскам предгорьях, открыто перейдут на сторону воюющих чеченцев, но тогда между горами и русскими крепостями создавалась полоса земель, подконтрольных казакам, которые в случае приближения чеченского войска могли заблаговременно сообщить гарнизонам крепостей об опасности и даже сами задержать продвижение противника. В то же время сами эти казаки становились очень уязвимыми для горских атак, даже пахать и сеять, пасти скот приходилось во всеоружии и под защитой станичных пушек.

Понимая, что чеченцы, искусно скрывавшиеся в горно-лесных трущобах, куда русская армия не могла войти организованным боевым порядком, не сдадутся сами, Г. Розен организовал мощную экспедецию в Дагестан – в родное селение Гази Мухаммеда Гимры. Дагестанские селения, обнесенные высокими стенами, имевшие запутанную сеть улиц с каменными домами, нарочно располагавшиеся на неровных горных кручах, всегда были трудноуязвимы для штурма; при их захвате русскую армию выручала артиллерия. Тем более ожидалось, что Гимры, где родился и жил сам их верховный предводитель, мюриды будут защищать особенно стойко и яростно. Это, а также, возможно, расчет, что добровольная присяга имама Дагестана и Чечни российскому императору побудит последовать его примеру и все непокорные народы Восточного Кавказа, побудило Г. Розена сначала отправить Гази Мухаммеду письмо с предложением добровольно и без кровопролития признать власть России. Первое время имам пребывал в нерешительности: хотя дагестанские селения и были укреплены несравненно лучше чеченских, в Дагестане отстутствовали обширные лесные массивы, позволявшие подбираться близко к российским колоннам, наносить внезапный тяжелый удар и затем бесследно скрываться в древесной чащобе. Тактика внезапных атак и стремительных отходов, так выматывавшая русские экспедиции в Чечне, в Дагестане была бы гораздо менее успешной. Кроме того, чеченцы, исторически не имевшие на то время собственной государственности, не могли примириться с Россией уже только потому, что российские власти претендовали на полный контроль над их жизнью, замену неписаных народных обычаев на государственные законы. Поэтому, хотя чеченские ополчения были менее организованы, чем дагестанское войско, Гази Мухаммед имел поддержку практически в любой части страны чеченцев. В Дагестане же еще оставалось много сторонников находившихся под российской присягой аварских ханов и других феодальных правителей, на родине у имама было меньше путей отхода. Однако после совещания со своим заместителем Гамзатбеком Гази Мухаммед принял решение, несмотря ни на что, принять бой. Сдача без сражения родного села могла подорвать авторитет имама в глазах горцев. Но как духовному лидеру, Гази Мухаммеду следовало сражаться насмерть, даже если битва для него была бы обречена. Что он, вручив исход предстоящего сражения воле Бога, и решил сделать. Незадолго до битвы он обратился к своим сподвижникам со словами: «Чувствую, что приближается мой конец. Я умру здесь, где я родился, умру за истины Корана. Кто хочет так же умереть, пусть остается со мной».

Гази Мухаммад и шестьсот мюридов укрепились в Гимрах и стали ждать прихода неприятеля. Экспедиция во главе с самим Г. Розеном подошла к селению в холодную, ветреную ночь 17 октября 1832 г. С восходом солнца русские солдаты и казаки при поддержке артиллерийского огня устремились на штурм. Жестокое сражение на улицах и в окрестностях села продолжалось весь день до глубокого вечера. В конце концов штурмующим русским колоннам удалось рассеять часть защитников Гимров. Гази Мухаммед со своим сподвижником и другом детства Шамилем и пятнадцатью мюридами были окружены в оборонительной башне. Когда под метким огнем русских стрелков погибло большинство мюридов, Гази Мухаммед сказал Шамилю: «Здесь нас всех перебьют, и мы погибнем, не сделав вреда неверным! Лучше выйдем и умрем, пробиваясь». Тридцатисемилетний имам первым же и пошел на прорыв. Едва выскочив из двери башни, он был оглушен солдатом, который нанес ему удар камнем в затылок. Гази Мухаммед упал, и тут же в него вонзились штыки. Так погиб первый имам мюридов Дагестана и Чечни.

Дверь в башню взяли на прицел два солдата. Однако они, в угаре сражения забыв об осторожности, подошли к ней слишком близко. Шедший на прорыв следом за имамом Шамиль, с детства регулярно тренировавшийся в сложных физических упражнениях, сумел, выпрыгнув из окна, оказаться у них за спиной, и, сходу развернувшись, уложил обоих ударом шашки. Возможно, в следующий миг он все равно был бы убит, поскольку башня была плотно окружена кольцом русских, но находившийся ближе всех к Шамилю солдат, устрашенный увиденным, побежал. Шамиль настиг и зарубил его, после чего получил сильный удар в грудь штыком, прошедшим тело буквально насквозь. Однако привычка с детства закаляться и переносить тяжелые физические страдания снова дала свои плоды: отважный мюрид не только остался жив, но и смог зарубить и четвертого противника, выдернуть штык из раны и, зажав ту, проситься дальше в бой. Ошеломленные солдаты стали разбегаться от него, но стрелять боялись, чтобы в тесноте боя не задеть своих товарищей. Из окруженной башни смогли прорваться только он и еще один мюрид по-имени Мухаммед Али. Помимо штыкового удара, прошившего тело от груди до спины, Шамиль получил перелом ребра, повреждение лопатки и ранение в затылок от ударов камнями, которые кидали в него русские солдаты. Вместе с Мухаммедом Али они смогли выскочить из захваченного русскими селения и укрыться в окрестностях. Тяжело израненный Шамиль был уверен, что умирает, и даже отдал товарищу свою окровавленную шашку. Однако Мухаммед Али перевязал его и под покровом темноты вывез к его тестю, известному как искусный лекарь, в селение Унцукуль. Меньше, чем через полгода, Шамиль снова был в строю.

После смерти Гази Мухаммеда среди мюридов начались серьезные разногласия и беспорядки. На их съезде в аварском селении Гоцатль Гамзатбек заявил, что как заместитель Гази Мухаммеда и, следовательно, его ближайший послушник должен теперь сам занять должность имама. Поначалу участники съезда не пожелали признавать над собой его власть, в частности, обвиняя в том, что он, имея возможность привести в Гимры подкрепление, ничего не сделал, чтобы помочь осажденному имаму. Большинство мюридов высказывались за то, чтобы провозгласить своим новым имамом Шамиля, однако сам Шамиль, в то время лечившийся от полученных при прорыве из Гимров ранений в Унцукуле, разослал по всем поддерживавшим мюридизм селениям письмо следующего содержания: «Русские торжествуют, Гимры взяты, нашего имама больше нет. Для поддержания Ислама нужно единодушие. Кто бы ни был предводителм мюридов, внушите народу пока повиноваться ему. Пусть не будут наши люди подобны собакам, да простит Аллах, пусть они не грызутся из-за кости властолюбия, тогда как эта кость может быть похищена неверными. Соединимся все против неверных новыми силами, призвав Аллаха на помощь и избрав одного для исполнения Его воли. Так делали наши отцы, благочестивые мусульмане. Вот и все. Ассаламу алейкум!». После этого мюриды безоговорочно подчинились Гамзатбеку.

После тяжелого поражения мюридов в Гимрах и смерти Гази Мухаммеда в Дагестане и Чечне наблюдалось относительное затишье. В Санкт-Петербурге даже посчитали кампанию против мюридов выигранной окончательно. Продолжались столкновения с адыгами и абхазами на Западном Кавказе и Черноморском побережье. В конце 1833 г. Гамзатбек, предводительствуя джарскими лезгинами, живущими на южных склонах Большого Кавказа (современный Азербайджан), совершил ряд набегов на русские гарнизоны в Закавказье. Однако российским войскам удалось разгромить лезгинские ополчения, а начавшиеся снегопады сделали горные перевалы непроходимыми и не позволили имаму вернуться в Дагестан. Загнанный в горы, оказавшийся перед угрозой гибели от голода и холода Гамзатбек был вынужден выйти к русскому командованию во главе с генералом С. Стрекаловым для переговоров. С. Стрекалов отправил его в Тифлис – в ставку Г. Розена. В Тифлисе Гамзатбек, как и следовало ожидать, был арестован, однако его не казнили, не бросили в темницу и не подвергли истязаниям, как это практиковалось при Ермолове. Со времен «проконсула Кавказа» российские власти хорошо помнили, чем чревато неуважительное обхождение с горскими предводителями, и пришли к выводу, что на данный момент лучше всего обеспечивает мир, пусть и не всегда долгий, договоренность с вождями. Полагая, что приведение дагестанских обществ к покорности – дело почти решенное, российская администрация вскоре освободила его, рассчитывая, что он сам убедит своих сторонников сложить оружие. Казикумухский (лакский) хан Аслан, на русской службе получивший чин генерал-майора, ходатайствовал об освобождении Гамзатбека и передал российским властям его племянника аманатом в залог покорности имама.

Воспользовавшись наступившей передышкой, Гамзатбек и ставший его ближайшим сподвижником Шамиль принялись решительно укреплять свою власть над поддерживавшей мюридизм частью Дагестана. В 1834 г. почти вся территория Аварского ханства и многие другие районы Дагестана оказались под централизованным контролем мюридских вождей. Владения ханов реально ограничивались теперь лишь Хунзахом и еще некоторыми землями, в основном где стояли русские гарнизоны. На подвластной имаму территории устанавливались законы шариата, противоречащие им народные обычаи (таких хватало), отменялись. В селениях, где народ в силу присущей кавказскому менталитету консервативности отказывался в полной мере устанавливать шариат, сносились укрепления, чтобы они не могли восстать против мюридов. Имам мог теперь поставить под ружье до двадцати тысяч воинов. Поскольку никаких активных действий против российских войск мюриды теперь не предпринимали, администрация Г. Розена, не желавшая немедленно ввязываться в новую затяжную военную кампанию, ничего не сделала, чтобы поддержать власть, выскальзывавшую из рук аварских ханов. В сложившихся условиях Паху-бике, к тому времени официально принявшая наравне со своими сыновьями ханский титул (небывалое для исламского мира явление), стала искать сближения со своими противниками. Она отправила к Гамзатбеку послание, в котором вызвала его в Хунзах и просила союза, по условиям которого Гамзатбек становился бы духовным вождем Дагестана, а на всей территории ханства полностью устанавливались бы законы шариата. Но административная и военная власть принадлежала бы, как и прежде, ханам. Предложение выглядело очень заманчивым, и в августе 1834 г. Гамзатбек, сопровождаемый Шамилем, выступил с войском мюридов к Хунзаху. Достигнув ханской столицы, мюриды расположились лагерем возле реки Тобот. Гамзатбек отправил в Хунзах вестника сообщить ханше, что он намерен вести с ханским семейством переговоры.